То, что больше года происходит с Камерным музыкальным театром им. Б.А.Покровского, называют по-разному: и нелепостью, и абсурдом, и преступлением. Казалось бы, чем дальше от того шока, который вызвали у тысяч поклонников театра и любителей оперного искусства, и приказ министра культуры В.Мединского о слиянии Камерного театра с Большим, и та аргументация (вернее сказать полное её отсутствие), которую министр привёл в оправдание этого решения, тем волна возмущения в обществе должна бы постепенно стихать. Но этого не происходит. Все новые и новые факты, новые события обостряют понимание опасности, которая угрожает и театру как таковому, и его труппе.
Происходит переосмысление сведений о причинах трагедии со всеми любимым театром, которые поначалу были умышленно вброшены в конкретные, а затем тиражировались уже и другими СМИ, приходит понимание истинной роли отдельных участников этих событий, глубинного смысла каждого их выступления, каждого их слова. На авансцену выдвигаются все новые действующие лица…
Единственный, о ком все уже немного подзабыли, это Михаил Степанович Кисляров (бывший главный режиссёр злополучного театра). Еще до того, как коллектив театра узнал о предстоящем «слиянии» с Большим театром, Кисляров был пристроен в штат последнего, на какое-то время перестав засорять СМИ своими жалобами и обвинениями, получив указание сидеть тихо и ждать момента для, обещанного ему, реванша…
Поэтому и приходят на память слова М.Горького: «А был ли мальчик-то, может мальчика-то и не было?» Был ли «мальчик», замутивший всю эту историю, выливший тонны грязи на театр и на своих коллег, мальчик - провокатор, чьи амбиции и нижайшие нравственные принципы, чьи «заинтересованные» друзья и покровители, подвели некомпетентного министра культуры к принятию решения об уничтожении Камерного театра? Что он думает обо всем этом сейчас? Почему, не встал на защиту «своего» театра, на защиту наследия своего «учителя» Бориса Покровского? Но «мальчик» молчит, хотя на первых порах его говорливости не было предела.
«Ученик» Покровского
Где только ни выступал г-н Кисляров, кому он только ни давал интервью. Он, очевидно, считал, что чем больше расскажет о себе (хотя все это по большей части повторы), тем больше ему поверят, тем заметнее в театральном мире он станет. К сожалению, то, что он говорил, то, что было записано с его слов, весьма далеко от правды.
Это касается, к примеру, наличия у Кислярова множества званий и театральных наград, это приписывание ему единоличной заслуги в постановке целого ряда «выдающихся» спектаклей, это бесконечные повторения того, что «Он, Кисляров, - ученик Б.А.Покровского». Все это в основном бессовестный блеф.
Борис Александрович Покровский, очевидно, понимая всю уникальность своего таланта и своей деятельности, понимая невозможность «обучить» всем ее секретам, неоднократно говорил, что у него нет учеников. А Кисляров, вдруг им стал. Не слишком ли скромно? Почему бы ему не пойти дальше и не назвать себя «любимым учеником» маэстро – играть, так уж по-крупному!
Понятно, называть себя можно по-разному, настолько по-разному, на сколько хватает фантазии, амбиций, желания кого-то обмануть, что-то оправдать или привлечь к себе чье-то внимание. Однако, какие-то основания для этого все-таки надо иметь! Кисляров же всем своим присутствием в Камерном театре, предательством и интригами развалив творческую сплочённость его коллектива, разрушив целостность театрального процесса, и, наконец, доведя театр до полного как юридического, так и физического уничтожения, - всем этим доказал, что у него нет никаких оснований называть себя так, он – не ученик Покровского! Более того, он не мог бы им стать никогда – слишком мелкий человек Кисляров, личностные и профессиональные принципы у него не те!
То, что Покровский пригласил Кислярова в Камерный театр в качестве балетмейстера (в полном, кстати, соответствии с его квалификацией, получаемой в то время в ГИТИсе) для разовой постановки оперы-балета «Семь смертных грехов», также не означает, что Кисляров – его ученик. И даже то, что именно для балетмейстерской работы Кисляров был в 1989 году взят Б.А.Покровским в штат театра и что ему, не имеющему, по его же словам, представления об опере, сильно повезло участвовать в постановке нескольких оперных спектаклей под непосредственным руководством маэстро, даже это не даёт ему право называть себя учеником великого мастера. Более того, если рассмотреть «самостоятельные» режиссерские работы Кислярова в Камерном театре, станет совершенно ясно, что Кисляров по человеческой и профессиональной сути своей просто не может быть преемником и учеником Б.А.Покровского.
Кислярову, после того, что он натворил в театре и с театром Покровского, надо бы уже перестать прикрываться именем великого мастера, а СМИ хорошо бы прекратить использовать эту обманку, рассчитанную на легковерного читателя и слушателя. Кисляров – не ученик, а Покровский – не учитель, ибо и то, и другое подразумевает в рассматриваемом контексте нечто большее: глубинно-личностное, высоко моральное и человечески - ответственное. Как-то в одном интервью, Кисляров сам случайно признался, что «…учеником назваться, это такая совестливая вещь». Ну, и как поживает совесть Кислярова теперь?
Карьера Михаила Кислярова
Б.А. Покровский, как Кисляров сам заметил, в одном из интервью, единственный раз «похвалил» его, сказав, что «Кисляров делает карьеру». Печально признавать, но эта случайно брошенная реплика сыграла роковую роль в судьбе Камерного театра. Ни один здравомыслящий человек не увидел бы здесь никаких оснований для того, чтобы называть себя преемником и наследником Покровского, но только не Кисляров. По этому поводу он сильно приободрился, фантазии его начали просто буйствовать. Подумалось, наверное, «Я ведь ещё и актер, так как сыграл роль Дениски в любимом всеми фильме и еще дважды снимался в кино». Вспомнилось заодно, что окончил студию при Центральном Детском театре (а кто из нас не занимался в каких-либо кружках), а значит он еще и театральный режиссёр, коль принял участие в постановке детской пьесы в том же театре. Другими словами, Кисляров предстал перед собой в образе специалиста высочайшего уровня, не просто способного по-крупному работать в Камерном театре, но и с исторической необходимостью просто обязанного оказаться в первом эшелоне театральной власти.
И Кисляров начал претворять свои амбиции в жизнь, при этом всегда действуя по одной и той же схеме, усвоенной, видимо, еще в детстве. Он все чаще и чаще напоминал заласканного взрослыми мальчика, который пакостничает в классе, долгое время мешает одноклассникам и учителю, а когда в конце концов получает неуд за поведение, мальчик, капризно оттопырив губку, идёт жаловаться своим родителям или опекунам, что его, такого хорошего, не правильно поняли и незаслуженно обидели. Родители-опекуны, видя, как расстроен их мальчик, не внушают ему, что надо правильно себя вести, не воспитывают, а обещают перевести его, непонятого, но очень талантливого в другую, лучшую, школу. Потом опекуны мчатся к директору, требуя наказать учителя и вообще разогнать весь класс. Все должны знать, что нельзя обижать их мальчика! Далее, понятно, все зависит от директора – разберётся он в ситуации или нет, усмотрит в происшедшем прецедент для оргвыводов или поговорит по существу с родителями, учителями, с учащимися в классе, в результате чего все поставит на свои места.
Существуя по этой схеме многие годы, при этом представляясь «учеником Покровского», Кисляров мелким бесом начал переворачивать все вверх дном в Камерном музыкальном театре. Лгать, лицемерить, предавать, делать КАРЬЕРУ.
Один из, просто вопиющих случаев предательства «учителя» произошёл ещё при жизни великого маэстро в 2007 году. У Кислярова хватило наглости и бесстыдства объявить настоящую, просто не на жизнь, а на смерть, войну тогдашнему директору театра Льву Моисеевичу Оссовскому. Известного дирижера, народного артиста РСФСР, лауреата Государственной премии РФ, академика Международной Академии музыкального театра в Париже, профессора, человека, награжденного четырьмя орденами Великой Отечественной войны, Орденом Дружбы, Орденом За заслуги перед Отечеством III степени, Орденом Святейшего Александра Невского I степени, двенадцатью медалями ВОВ, 25 лет проработавшего в Камерном театре в качестве Главного дирижера и директора, в тесном содружестве с Б.А.Покровским поставившего самые яркие спектакли этого театра, Кисляров, без конца лицемерно прикрывающийся именем Покровского, старался просто выжить из театра.
Кислярова не останавливали ни гражданские, ни профессиональные заслуги Оссовского. Даже с точки зрения его балетной квалификации, Михаилу Степановичу в самых фантастических сновидениях не могло привидеться осуществление поставок таких шедевров, как Весёлая вдова, Мадемуазель Нитуш, Севастопольский вальс и многих других, которые еще до появления «мальчика» Миши Кислярова на свет были осуществлены в Московском театре оперетты при непосредственном участии дирижера Л.М.Оссовского, не говоря уже об огромнейшем опыте его работы в течение 10 лет Главным дирижером и директором Самарского театра оперы и балета. Кисляров по-настоящему ненавидит Профессионалов с большой буквы. Его просто ломает от зависти к ним и собственной несостоятельности.
Уже тогда Кисляров, «как ученик», почувствовавший вседозволенность, был поставлен на место требованием Бориса Александровича уволить его «к чёртовой матери». И даже суд, куда Кисляров бесстыдно обратился, позоря в непристойной форме имя своего «учителя», не нашел оснований для удовлетворения иска.
Суд его не восстановил, и он исчез из жизни Камерного театра почти на 3 года, заполнив их немногочисленными постановками в других театрах. Так и хочется спросить: «Что же Вам так успешно и разнообразно не работалось и дальше? Ставили бы свои режиссерские шедевры в разных театрах России и других стран, проводили бы свои жизненные и эстетические принципы в массы. Почему нет?».
Ответ прост. Во-первых, судя по всему, режиссёра Кислярова не очень-то и приглашали, и все выше названные проекты организовывали для него все те же опекуны, без которых его жизнь в профессии просто бы не состоялась. А, во-вторых, и главное, с самого начала театральной деятельности, Кисляров не хотел работать в рамках своей квалификации - балетмейстером и режиссером-постановщиком. Ему, как и многим зарвавшимся, в своих амбициях и жадности, современным российским «менеджерам-режиссерам», всегда нужен был весь театр целиком - от вешалки до колосников, от дирижёров, художников и актёров до выделенных грантов и распределением денежных средств, т.е. надо было, чтобы абсолютно все сосредоточилось в его руках.
Кислярова даже жалко в его 64 года – не то он замышлял для себя, не на то сделал профессиональную ставку, не ту жизненную схему выбрал. (Если бы он обладал истинным творческим талантом и незаурядными организаторскими способностями, то пошёл бы по жизни с открытым забралом, отстаивал бы свою режиссёрскую эстетику, профессиональные принципы потрясающими оперными постановками и удивительными открытиями, вступал бы в профессиональные споры, а не в «кухонные» разборки, получал бы Почетные звания и театральные награды, не смотря на «замучивших» его своей любовью опекунов, которые долгие годы держат его в стартовой позиции.) И как результат, публика ходила в Камерный театр не «на Кислярова», не на спектакли, поставленные режиссёром М.Кисляровым, как ранее ходила на спектакли Б.А.Покровского, - его, как режиссёра, не знают и не ценят. Встречающиеся же в прессе эпитеты, такие, например, как «замечательный режиссёр М.Кисляров у нас в гостях» - это просто журналистский штамп и не более - не понимать это может только слепо влюблённый в себя человек. Конечно же, такому «талантливому», но не оценённому по заслугам деятелю, как Кисляров, все-таки немного обидно: не такого признания он ждал все эти годы, и потому, наверное, далеко не случайно сквозь все поставленные спектакли он проводит тему непризнанного гения, борющегося за право творить, любить, жить, а толпу всегда изображает враждебной.
Такие вот отзвуки детства наполнили профессиональную жизнь этого деятеля культуры! И общение с великим Покровским ничего в нем не изменило. Он - не только не его ученик, но он всегда был готов к предательству учителя из-за своих амбиций, из-за ощущения не признанности, из-за элементарной зависти к гению мастера.
Большие режиссеры, имея такие амбиции, как известно, создают свои театры, создают с нуля. Но Кисляров не способен к этому по известному правилу: «разрушать проще, чем строить». Поэтому для удовлетворения его устремлений нужен был уже существующий театр, но, с одной стороны, находящийся в какой-то особой ситуации, а с другой стороны, театр, в котором можно было бы разрушить понимание о том, что и режиссёры, и дирижёры, и художники, и заведующие литературной частью, и, конечно же, актеры – это единое целое, это творческий коллектив, который создаёт спектакли совместно, то есть Кислярову нужен был театр, как он любит говорить, экспериментальный. Тем более, что это громкое название позволяло бы оправдывать все неудачи и режиссерские промахи, допущенные в работе. Что с него спросить? – Экспериментатор! А сколько бы он выступал и говорил об этом! А сколько бы и театр, и его самого обсуждали! Снова он купался бы в славе, как мальчик Дениска из его детства. Как же тогда было приятно, как же будет просто до мурашек приятно снова…
Но даже экспериментальная сущность театра была не главным для Кислярова. Главное – это властвование в театре! Ему нужна была власть. Нужно было, чтобы последним словом всегда было его слово. Вот в чем суть.
И, разумеется (не надо идти к гадалке), театром, который отвечал бы всем критериям замысла Кислярова, был Камерный театр, тем более, что ушёл из жизни его создатель Б.А.Покровский, тем более, что Кисляров уже поработал в нем какое-то время и знал его. «Добрые» люди извне помогли Кислярову в 2010 году вернуться в Камерный театр, но как позволила сделать ему его совесть, его нравственные принципы? Вот в чем вопрос. Представить невозможно, какой степенью наглости и цинизма надо обладать, чтобы, будучи изгнанным из театра Б.А.Покровским, дождаться ухода маэстро из жизни, и через год, и снова в статусе «преемника Покровского» появиться в театре! Словно Фениксу, возродившись из пепла, вернуться в театр, причём в качественно новом, презентабельном оперении: во-первых, якобы по инициативе Министерства культуры, а во-вторых, с желанным «повышением» - теперь уже в должности Главного режиссёра! А мы тут, наивные, совесть вспомнили…
Театр Кислярова
Хотелось, конечно, верить, что не дипломат Авдеев А.А. пересиживающий тогда в кресле министра свои дипломатические промахи, был инициатором такого непристойного события, как новое назначение М.С.Кислярова в 2010 году в Камерный музыкальный театр. Однако, сейчас, пересматривая все последующие события, мы укрепляемся в мысли о наличии у Кислярова мощной группы поддержки, которая «командировала» его в Камерный театр, чтобы спровоцировать его развал. Да, именно так. Для этой давно спланированной кампании по уничтожению театра Б.А.Покровского и захвату здания в центре Москвы, нужен был «затравщик» или «мальчик для битья», и кто, как ни Кисляров, лучше всего подходил на эту роль…
Обычно при скандальном способе возвращения на прежнее место работы даже не совсем чистоплотные люди ведут себя деликатно и входят в жизнь коллектива оглядываясь. Но это не про Кислярова. Он со своими наполеоновскими амбициями вернулся в Камерный театр победителем, чтобы, по его же многочисленным заявлениям, спасти театр от разрухи, от деградации, от умирания идей великого Покровского. Но, въехав на белом коне в театр, он, изгрызающий от зависти и злости, разрушил все и вся, до основания, чтобы, как показало время, самому ничего не создать.
За несколько лет, Кисляров на 80% «обновил» труппу, избавляясь от конкурентов, попадающихся на его пути, отыгрываясь на заслуженных и уважаемых сотрудниках театра, словно стирая за собой шлейф второстепенности, который тянулся за ним со времен Б.А.Покровского. Причем в первый список попали и были уволены именно те, кто, по своей артистической наивности лоббировал Кислярова, кто был им обнадежён и подкуплен обещаниями, кто оказал поддержку при его возвращении в театр. Тех же, кого уволить оказалось по каким-то причинам сложно, он снял с ролей и тем самым принудил покинуть театр по собственному желанию. Он всех их просто предал. Это был реванш лжеца и предателя. Театр с его возвращением словно почернел внутри и снаружи, изменилась сама атмосфера театра, пропал его дух.
Кисляров довёл театр до такого состояния, когда уже стало очевидным: «Были времена хуже — подлее не бывало!», довёл и … пошел жаловаться опекунам. А уж те, давно знающие, как проложить нужный маршрут к самому влиятельному «директору», т.е. министру культуры, начали якобы спасать якобы очень хорошего «мальчика», а по пути ещё и одарили СМИ «жуткими» фактами издевательства над ним, преследуя при этом совсем другие, давно задуманные цели…
Кисляров предал память и имя Б.А.Покровского. Он убрал из репертуара театра любимые публикой спектакли великого режиссёра: «Дворянское гнездо», «Сорочинская ярмарка», «Коронация Поппеи», «Виндзорские проказницы», «Свадьбу Фигаро» и многие другие. Благодаря неадекватно завышенной самооценке и пониманию себя «учеником» Б.А.Покровского, Кисляров посчитал себя способным переставить, под видом «восстановления», и, конечно же, в новой режиссерской интерпретации такие спектакли Б.А.Покровского, как «Нос», «Дон Жуан», «Цезарь и Клеопатра», «Ростовское действо». Вовремя спохватившись, Кисляров мечтал их улучшить, но, как и ожидалось, практически все они после его вмешательства предстали перед публикой и критиками в далеком от первоначального замысла виде. Их теперь трудно связать с именем Покровского, но и с именем Кислярова их связывать недопустимо. Остается лишь недоумевать, почему наследники Б.А.Покровского не подняли вопрос о нарушении авторских прав своего выдающегося предка и не призвали Кислярова к юридическому ответу.
Вызывает вопрос и качество спектаклей, поставленных Кисляровым вновь: некоторые из них, оказались просто провальными. Здесь не хотелось бы останавливаться на разборе профессиональных качеств режиссёра Кислярова, если бы его деятельность ни была бы так тесно, что очевидно, связана с его личностными качествами, если бы Кисляров не выходил за рамки приличий , а его «неудачи» в первую очередь ни были бы обусловлены тем, что режиссёр Кисляров, судя по всему, в процессе работы не может в принципе налаживать контакты с людьми, а в последние годы всячески сопротивлялся установлению творческого тандема с музыкальным руководителем театра Г.Н Рождественским.
Геннадий Рождественский
Очень популярной и созвучной с первой («я есть ученик Б.А. Покровского») стала другая мантра Кислярова, которой он уже несколько лет околдовывает публику и СМИ: «Г.Н.Рождественский – это для Камерного театра Все!». Он без конца чередует эти мантры в своих интервью, а журналисты ему верят, хотя ни первое, ни второе заявление не находят подтверждения в деяниях Кислярова. Это простое словоблудие. Разве таким знатокам человеческих душ трудно заметить, что для Кислярова вообще нет авторитетов. Разве их слух не улавливает, что он никогда никого не хвалит, не говорит, что хотел бы чему-то у кого-то научиться. Он никогда не акцентирует внимание на удачах своих коллег, режиссеров, достижениях артистов Камерного театра. У него вообще не существует позитивного мнения ни о чем и ни о ком, кроме как о себе.
Зачем подчёркивать, как это делает пресса, что именно он, Кисляров, пригласил Г.Н.Рождественского в Камерный театр. Но ведь это – неправда, это не делает представителям СМИ чести. Также не делает чести министру культуры В.Мединскому, историку по профессии, незнание истории отношений Б.А.Покровского с Большим театром. Прежде, чем писать, прежде, чем принимать судьбоносные решения, хорошо бы попробовать вникнуть в природу вопроса. Да, Б.А.Покровский ушел из Большого театра и в пику его репертуарной политике и с одобрения тогдашнего министра культуры СССР Е.А.Фурцевой создал Камерный театр. По словам Бориса Александровича, «театр создается временем». Значит, время было лучше, чем сегодняшнее, интересы в сфере культуры преобладали государственные, а не клановые, да и министры, скорее всего, были «культурнее».
Маэстро Рождественский сотрудничал с маэстро Покровским уже тогда, когда о Кислярове никто не знал и не слышал. Два великих мастера, понимая друг друга, строили репертуар Камерного театра и всегда были в поле зрения друг друга. Кисляров же вспомнил и в 2011 году пригласил Геннадия Николаевича в Камерный театр только для того, чтобы найти себе еще одно прикрытие – имя всемирно известного дирижёра, знатока бесценной оперной музыки, способного формировать репертуар театра и с блеском обеспечивать музыкальную основу спектаклей. Кислярову нужно было только имя Рождественского, его знания и его смелость браться за малоизвестный, порою очень сложный музыкальный материал. И он вступил в этот «брак по расчету», подсказанный все теми же родителями-опекунами. Но Кисляров не только не рассчитал свои силы, он не смог побороть в себе дух неуважения, неприятия опыта и профессионализма другого, причем старшего во всех смыслах человека. Гонор Кислярова, его самолюбование и некомпетентность все время побеждали в нем даже смысл сотрудничать с Г.Н.Рождественским хотя бы для того, чтобы ставить высокопробные оперные спектакли. Каждый раз Кисляров прибегал при этом к своей идее фикс по поводу пресловутого «режиссёрского театра», который для него должен был решать не вопрос о соотношении музыки, слова и действия в опере, а только вопрос о власти в театре, о произнесении последнего властного слова.
В одном из своих бесчисленных интервью Кисляров сказал, что у него с Г.Н.Рождественским «был абсолютно идеальный контакт, и творческий, и человеческий». Но в этих словах снова проявление его лицемерия и лживости. Нужно всего лишь сопоставить факты, представленные в прессе и немного читать между строк. Разногласия с Г.Н.Рождественским возникли у Кислярова практически сразу по приходе маэстро в Камерный театр. Началось все с постановки оперы «Идоменей» В.А.Моцарта в редакции Р.Штрауса. Затем Кисляров чуть не довёл до провала постановку «Леоноры» Л.В.Беховена, «Лисички-плутовки» Л.Яначека, «Орфея» В.Глюка. Эти разногласия принимали разные формы, проявлялись в различных фактах. Но всегда в основе было бестактное поведение Кислярова, вмешательство в работу Г.Н.Рождественского, незнание Кисляровым музыкального материала непонимание связи музыки оперы с историческим контекстом.
Опера, в отличие от других музыкальных жанров, требует особого исполнительства – постановки на сцене, и без режиссера в оперном театре не обойтись. Но оперный режиссер прежде всего должен быть музыкантом, чтобы «на равных» разговаривать с дирижёром. Без этого умения режиссеру просто нечего делать на сцене. К тому же, режиссёрская работа в музыкальном театре тем лучше, чем менее выпячена на первый план. У слушателя должно быть ощущение, что зрительные образы естественным путем рождаются из образов музыкальных. Но Кисляров, одержимый идеей вседозволенности, мог позволить себе даже перекраивание музыкального материала, изменение партитуры. Посягать на музыку не позволил бы себе ни один режиссёр музыкального театра.
Quod licet Jovi, non licet bovi
Михаил Кисляров существовал в Камерном театре не для того, чтобы служить оперному искусству, не для того, чтобы «помочь тем самым людям жить», как делал это Б.А.Покровский. Он мешал театру жить. Он мешал публике, навязывая ей свои ощущения и ассоциации вместо того, чтобы способствовать выработке у нее собственных ощущений и ассоциаций, вызванных музыкой оперы. Ему везде надо продемонстрировать собственное «Я». Однако это «Я» Кислярова, эта его сущность часто с сильными патологическими отклонениями воспринимает действительность. Кроме того, Кисляровым часто используются клише при постановке совершенно различных оперных спектаклей, у него не хватает не только режиссерской фантазии, но и элементарного знания музыкального и исторического материала. В результате случаются постановки, вызывающие не только недоумение, но и явное неприятие со стороны публики и критики.
Кисляров своими открытыми и подковёрными интригами, подлостью и предательством, своим бредом о «режиссерском театре» осквернил детище Б.А.Покровского, изменил всю атмосферу театра, созданного маэстро, чтобы «помочь народу русскому восстановить его великое творение – оперную музыку, организованную во имя действия человеческого чувства». Он довел ситуацию в Камерном театре до полного абсурда, когда два практически первых лица не могли работать совместно. В Г.Н.Рождественском он видел не соратника и союзника в общем деле, а конкурента в захвате власти. Он не понимал, что таким значимым персонам, как Б.А.Покровский и Г.Н.Рождественский, власть не нужна. Благодаря таланту и так весь мир у их ног. Не о власти в Камерном театре они пеклись и пекутся - они выше этого бессмертного вопроса. Каждый в своей сфере, они профессионалы такого уровня, что главное для них – дело, которому эти выдающиеся люди посвятили свои жизни, и они, наоборот, предпринимали все возможное, чтобы стряхнуть с себя всю эту властно-управленческую шелуху и заниматься только творчеством.
Он, благодаря своему замутненному жаждой власти и человеконенавистничеством взору, ничего не сумел рассмотреть, ничего сущностного не сумел взять ни у Б.А.Покровского, ни у Г.Р.Рождественского. Понятно, что Quod licet Jovi, non licet bovi. Но не воспользоваться шансом и не попробовать научиться профессии у действительно гениев – это уже за гранью здравого смысла. Других таких учителей Кислярову уже не встретить, да и времени на это нет. Так и придётся дорабатывать в своей малообразованной серости в стенах Большого театра, перебирать в памяти свои же клише и методом «тыка» находить случайные режиссёрские решения, которые вдруг оценит публика и, главное - пресса. Может быть, и на сцене «главного театра страны» Кисляров поставит что-то с поющими и исполняющими канкан актерами в фашистской форме и с лестницами в руках. Поставит, если ему разрешит экстра-чиновник господин Урин. Но судя по всему, самовольству Кислярова пришёл конец. Ну а то, что он когда-то станет главным режиссёром какого-либо столичного театра, он будет видеть только во сне.
Так может мальчика-то и не было? К сожалению, для Камерного музыкального театра, для труппы и поклонников этого уникального коллектива, мальчик был! Но ничему не научившись, ничего не поняв, мальчик довёл красивый и добрый «дом», построенный Б.А. Покровским до исчезновения с театральной карты Москвы, а драгоценное время, отведенное ему судьбой для познания души этого дома, потратил на дрязги, предательства, поиски виновных и жалобы своим покровителям. Мальчик даже не сумел воспользоваться очень простым советом Б.А.Покровского: «…если уходите, то уходите с шиком, чтобы было ясно почему и во имя чего уходите…». Печально признавать, но бессмертный образ Иуды, предающего своего учителя, Кисляров «успешно» воплощал в реальность в течение всего времени работы в Камерном театре.
Поэтому прежде, чем погружаться на новом месте в сладостные мечтания, Кислярову надо бы для начала перестать называть себя «учеником» Б.А.Покровского и покаяться перед памятью великого режиссера за уничтожение его любимого детища – Камерного музыкального театра. А затем, не лишним было бы, и публично извиниться перед труппой театра и, особо, перед его музыкальным руководителем Г.Н.Рождественским.
Эти простые и понятные человеческие действия наверняка помогли бы изменить ту ситуацию, в которой находится сейчас театр, и была бы надежда, что, хотя бы в памяти любителей оперного искусства и поклонников Камерного театра Кисляров останется режиссёром, достойным того, чтобы спектакли, постановки которых ему все-таки удались, продолжали связываться с его именем.
Если у Вас еще нет аккаунта на нашем портале, Вам необходимо зарегистрироваться.